Дэвид Холберг – интервью со звездой балета

Дэвид Холберг – суперзвезда мирового балета, премьер Американского Балетного Театра и одновременно с этим первый иностранец, приглашенный в Большой театр в качестве премьера. Случай действительно беспрецедентный: русских, покоривших Запад, знали все, а вот обратный вариант случился в истории впервые. Однако в Большом Дэвид протанцевал всего четыре месяца: получив тяжелейшую травму, он ушел со сцены на долгие два с половиной года. Путем колоссальных усилий, по сути заново учившись ходить, он не просто вернулся в балет, но вновь стал блистать в главных ролях на сценах ведущих театров мира, в том числе Мариинского театра. Мне посчастливилось побывать на Public Talk (прим. открытом интервью) с Дэвидом Холбергом, организованным Студией Дианы Вишневой Context PRO в рамках года балета, который вела колумнист Vogue Россия Наталья Туровникова, ощутить невероятное обаяние танцовщика и даже лично задать несколько вопросов.

Высокий блондин нордической внешности с горящими глазами. Сложно представить, что ему 36 лет, настолько он кажется открытым, восторженным и в чем-то даже наивным.

Дэвид, в последние два года мы с тобой много общались, говорили обо всем на свете, но зная твою ситуацию со здоровьем, я боялась задать тебе один вопрос: «как твои дела». Наконец, я его задаю.

 Я живу моментом и в этот момент я абсолютно благодарен судьбе.

 Недавно у тебя вышла автобиографическая книга. Получается ты начал писать ее в 34 года. Не рано ли для подведения итогов?

Возможно. Я начал писать книгу, когда приехал в Большой, хотел рассказать о своем опыте в России и о большом пути «до», но потом моя жизнь полностью перевернулась. Я получил травму, которая оказалась за гранью моего восприятия. Находившись на вершине мира, я в одночасье потерял все. Неудачные операции привели к осложнениям, которые проходили два с половиной года. За это время я четко понял, что именно хочу донести до читателя. У меня была сцена, любимое дело, признание, софиты, и в какой-то момент я понял, что ничего этого не имею. Я улетел восстанавливался на другой конец планеты – в Австралию, закрыл все свои социальные сети, ни за что не держался, а просто проживал день за днем и пытался оценить, что происходит с моим телом и с моими мыслями. И это было едва ли не лучшее время в моей жизни. Пришло осознание, что карьера не может длиться вечно, и теперь важно понять кто я есть на самом деле и что действительно в этой жизни ценно. Собственно, об этом книга. Поэтому сейчас на вопрос «как твои дела», я отвечаю совершенно искренне, что очень благодарен судьбе, ведь я имею возможность вернуться к любимому делу и танцевать в России, стране с совершенно особенными зрителями, понимающими и ценящими балет.

Не боялся ли ты, что за эти два года зрители тебя забудут?

Я пережил «крушение самолета», когда уже не веришь в то, что сможешь выжить. Моей жизнью была сцена. Поэтому, когда я все-таки вернулся в балет, то сначала даже не мог поверить, что это происходит со мной в действительности. Это было абсолютное счастье. Поэтому нет, не боялся.

Давай вернемся к периоду «до» травмы. Расскажи о своих первых впечатлениях, когда ты попал в Большой театр.

Это было еще до реконструкции театра. Я помню коридоры театра, очень старую бабушку – вахтершу, ступени под сценой, которые вели в гримерку, но больше всего меня поразил запах: мочи, старой сцены и Истории. Я помню этот запах до сих пор. Конечно, в мире существуют разные великие театры, но именно в Большом История ощущалась во всем, даже в Запахе. Ну а потом наши любовные отношения с театром стали развиваться. Я начал танцевать в Америке, затем — в других странах, но только в России я впервые ощутил настоящую оценку зрителями своего творчества.

Майя Плисецкая говорила, что была очень ленивой балериной и что если бы не ее лень, то она бы достигла намного большего. Есть ли место лени в балете?

Всегда должен быть идеальный союз между тем, что тебе дано судьбой и усердием, с которым ты работаешь. Есть очень много людей, которым дан талант, но они ничего не делают, а есть такие, как Майя Плисецкая, которая работала настолько много, насколько могла, но никогда не оставалась удовлетворена результатом. Вот что я понял в своей жизни: иногда надо отпускать, говорить себе «достаточно», в противном случае можно свести себя с ума. В этом смысле в балете есть место лени (смеется).

Давай поговорим немного о партнерстве в балете. Расскажи, кто для тебя хорошие партнерши.

Настоящее партнерство – это не просто шаги, которые мы исполняем на сцене, а намного больше, то что скрыто за движением, скорее ощущения. В Мариинском театре мы сейчас танцуем с Кристиной Шапран в балете «Аполло». Там есть момент, когда Кристина заканчивает свою вариацию, а я поднимаю руку над ее головой, в этот момент она на меня смотрит. И это такой глубокий и выразительный взгляд, идущий из самой души, что я невольно краснею и чувствую себя школьником. Это удивительно!

Но совершенно особенной партнершей для меня является Наталья Осипова. В паре с ней я ощущаю то, что никогда в своей жизни не испытывал: физиологию, эмоции, сексуальность. Танцуя вместе, мы проживаем самые сокровенные моменты в жизни. Трудно описать, но основа нашего партнерства — огромное уважение, взаимопонимание и любовь друг к другу.

Опиши свой счастливый день?

Д. Два примера. Первый: я заканчиваю репетицию, совершенно мокрый и разбитый иду в переодевалку и понимаю, что работал абсолютно на максимуме и сделал все, что мог, во мне ничего не осталось. Другой вариант счастливого дня – баня с друзьями в выходной день (смеется).

Есть ли жизнь после балета и был ли у Вас план «Б», когда произошла травма?

Д. Я настолько близко подошел к концу тогда, что перестал бояться этого конца. Я знаю, что мой физический пик прошел, но артистический пик – нет. Сейчас я наслаждаюсь каждым моментом, потому что понимаю, насколько близок поворот. Я бы хотел руководить балетной кампанией, вести ее и передавать тот опыт, который я получил за свою карьеру в разных странах. Настоящим счастьем будет, когда это уже будет не про меня, а про новое поколение, которому я помогаю идти вперед.

Вы начали танцевать балет уже в сознательном возрасте 13 лет, четко понимая, чего хотите. В России это кажется невозможным. Детей отдают в балет совсем в раннем возрасте. Но как понять, что у ребенка есть призвание?

Я начал танцевать немного раньше. Посмотрев в 11 лет фильм с Фредом Астером, я совершенно влюбился в танец и мечтал танцевать как он. Начал заниматься степом, джазом, а затем в 13 лет случайно попал в балет. Но в каком бы возрасте ты не начал танцевать, в 5 или 13, если это твое призвание, ты поймешь. Это не то, что может решить за тебя мама. Это просто произойдет, или нет. Многие мальчишки в Америке меня спрашиваю: мне 17 лет, и я не знаю, поступать мне в университет или профессионально заняться карьерой танцовщика. Я всегда отвечаю: ты поймешь сам, не мне решать. У меня никогда не было возможности пойти в университет просто потому, что я никогда даже не рассматривал этот вариант.

Остались ли у Вас еще танцевальные мечты?

Первая мечта – танцевать так много, как я смогу. Вторая – выражать себя не только в классических формах балета, но и в очень авангардных, рисковых, диких и смелых постановках. Не ограничивать себя ролями принцев, которые я сейчас танцую на сцене.

Вы даете мастер-классы не только профессиональным танцовщикам, но и обычным не танцующим людям. С чем это связано?

В Нью-Йорке есть традиция заниматься балетом вне зависимости от Вашего вида деятельности, возраста и тп. На один и тот же балетный класс могут прийти как маленький мальчик, так и 75-летняя женщина в инвалидной коляске. Никто не будет критиковать. И это очень важно. Танец – это не привилегированное искусство только для профессионалов. Танец естественен для человека, он заложен в нашей природе. Когда Вы чувствуете хороший бит, не важно для Вас это техно или Чайковский, Вы начинаете двигаться. Вы можете не быть выдающимся танцовщиком, Вы просто можете любить танцевать.

Для многих людей главная цель в танцах – результат. Что главное для Вас?

Для меня однозначно главное в танце – это собственное ощущение. Мне не нравится, когда артисты в ответ на комплименты зрителей, начинают говорить, что это было недостаточно хорошо. Но это то, что мы часто чувствуем на самом деле. Практически никогда я не бываю полностью удовлетворен своим танцем. И сразу после спектакля я первым иду за кулисы и ищу своего педагога, чтобы услышать все замечания, рекомендации, все, что было не так. И тогда я с нетерпением жду следующего балета, чтобы все исправить. Поэтому результата в танцах, мне кажется, не существует, есть только ощущения здесь и сейчас.